Кто бы мог подумать! Девчонка из-под какого-то Ставрополя открыла для него его родной город, такой закрытый и недоверчивый к чужакам, с новой, неожиданной стороны!
…Уже после того злополучного вечера, когда она нырнула в темноту со словами «не провожай меня», мать призналась, узнав откуда родом Мишкина избранница. Она ожидала увидеть бойкую крепенькую казачку, острую на язык, с каштановой косой толщиной в руку. И, признаться, была бы рада такому выбору сына — пусть бы разбавила их «рыбью» кровь.
Каково же было ее разочарование, когда вместо Нонны Мордюковой времен «Молодой гвардии» сын притащил в дом эту «селедку»! Тоже мне, южная экзотика! Такого добра тут и своего хватает!
Мучительные мысли о Галке сменились тревогой за мать: а что, если эта ее эйфория сменится беспросветным отчаянием? Вдруг запьет, и что тогда? Женский алкоголизм ведь не лечится, но и оставить ее он не сможет. А значит будет вынужден всю жизнь наблюдать, как родной человек скатывается на дно. Кое-как, с горем пополам удерживать ее от окончательного падения, а точнее — оттягивать этот неминуемый момент насколько возможно, но в глобальном смысле не сможет сделать ни-че-го!!!
Ладно… Как мать всегда говорила, проблемы нужно решать по мере их поступления. А вот прямо сейчас лучшее, что можно сделать — выпасть на диван и посмотреть какой-нибудь старый добрый фильм.
К категории «старого-доброго» Михаил относил кино позднесоветского периода, к которому, опять-таки, его приобщила мать — это были фильмы ее детства, ее мир, куда она с радостью привела сына. Всякие там: «Один дома», боевики и истории про вампиров, на которых росли дети его поколения, Михаил тоже смотрел, но без особого удовольствия, только, чтобы быть со сверстниками, что называется, на одной волне и не оказаться «белой вороной».
Пожалуй, именно тогда начал давать о себе знать его фирменный сарказм и «талант» к сальным шуточкам. Именно он давал хлесткие, въедливые, как кислота, прозвища учителям и одноклассникам, и даже… Нет, об этом вспоминать слишком тяжко, ибо каким бы пошляком ни считали его окружающие, а совесть у него все-таки есть, и кусается она порой очень и очень больно…
Та девчонка с куцыми серенькими косичками, в толстых пыльных очках, одетая в коричневое школьное платье, должно быть доставшееся по наследству. Форму-то отменили еще когда родители школу заканчивали, но денег там, видимо, не было, от слова совсем, вот ей и приходилось донашивать то, что чудом не истлело или не было съедено молью.
Фамилию ее он забыл, хотя всегда обладал отменной памятью, а вот имя, которое его раздражало, хотя вроде бы ничего особенного, — помнил до сих пор. Валерия, Лера. Лера-Холера. Так с подачи доброго мальчика Миши, любящего сына и почти отличника, звали несчастную девчушку все, кому не лень, за нездоровую бледность и робкий, умоляющий взгляд облезлого уличного котенка под дождем. И не только дети. Учителя не только не вступались, но и сами между собой перешептывались: «Холера — она холера и есть.»
Временами, особенно вечером, перед сном, ему бывало мучительно жаль забитую маленькую тихоню, в которую без зазрения совести, под хихиканье хорошеньких одноклассниц плевали жеваной бумагой, швыряли мокрыми тряпками, разбрасывали по углам ее школьные пожитки, а потертую старенькую сумку из коричневого кожзама пинали, как футбольный мяч. Сколько раз обещал он себе, что вот завтра придет в школу, и вместо того, чтобы поддерживать травлю, которую сам же и запустил, при всех попросит у нее прощения, а тому, кто посмеет хоть одно плохое слово ей сказать — так двинет в челюсть, что до конца жизни с перекошенной мордой будет ходить. Но на утро, всякий раз, как он снова встречал Холеру в школьной раздевалке — ее затравленный, жалкий вид вновь пробуждал самые гаденькие и мерзкие стороны его натуры. Хоть бы малейший намек на сопротивление, злобу, желание наказать обидчика, пусть не сейчас, так позже — но нет. Только тихая покорность и, словно сдавленный шепот со дна высохшего колодца, откуда и крик не всякий услышит: «Ты ведь на самом деле, не такой, правда?»
Блин, хочешь быть униженной и презираемой всеми — так получай, никто тебе не доктор. И вновь все то же самое, по замкнутому кругу.
Похожее чувство овладевало им, когда очередная пассия просила рассказать о своей предшественнице — понимал, что это низко, но ничего не мог с собой поделать. Поржать вместе над чужими недостатками — это же такой кайф! По идее, совместные положительные эмоции должны сближать, но его наоборот, начинало воротить настолько, что продолжать отношения становилось невыносимо. Вот и в те далекие школьные годы ему становилось противно от самого себя, но как не унижать того, кто сам напрашивается! Что ей стоит хотя бы попытаться защитить себя, или хотя бы молча ненавидеть своих обидчиков!
Но нет. Никакой ненависти. Только жалобная, молчаливая мольба, либо же полная отрешенность, отсутствие каких-либо эмоций. Михаил всегда и во всем советовался с мамой, но об этом не решался рассказать даже ей — что, если он станет ей противен так же, как противен самому себе, и как тогда жить? В конце концов, после очередных каникул он твердо решил изничтожить в себе звериное начало и встать на защиту той, против кого сам же выпустил из клетки этого хищного, вечно голодного зверя, именуемого «коллективная неприязнь», но сумел бы он сдержать слово или нет — так и осталось загадкой.
Та, кого звали Лерой-холерой, больше не вернулась в их класс. Поговаривали, будто она слегла в больницу с каким-то неизлечимым недугом, и возможно, так оно и было. А может быть, просто перевелась в другую школу, и именно так ему хотелось думать. Была еще одна версия ее исчезновения — наиболее страшная и мучительная, о которой ему не хотелось даже думать, иначе уже становилось просто жутко от собственной мерзости и низости.
Со временем он как-то примирился с собой тогдашним, выудил какие-то куцые оправдания: мол, дурак был, жестокий и малодушный, но что уж теперь-то…
И только когда Галка однажды показала ему свою фотку школьных лет, он едва не лишился дара речи, а в желудке возникло мерзкое ощущение, будто туда бросили глыбу льда, и она начала медленно таять, растекаясь сотнями холодных змеек-ручейков в разные стороны.
Та же нескладная, угловатая фигурка, те же очки в пол-лица и плотно сжатые тоненькие губки, те же невнятные косички по плечам, тот же отрешенный взгляд… Хотя нет, взгляд другой. Отрешенный, но не затравленный, не жалкий и не молящий о пощаде.
Что ж, можно выдохнуть. При малейшем подозрении, что его Галочку, его волшебную, неземную девочку вот так же гнобили малолетние скоты, на которых взрослые не могли или не хотели найти управы — он бы сравнял с землей их затрапезный городишко, со всем его пасторальным благолепием абрикосовых садов, шумных застолий в виноградных беседках… И плевать, что потом бы ему пришлось сесть за решетку. Но нет… Судьба решила наказать его за детскую жестокость гораздо более хитро и изощренно.
Он просто будет любить долго и мучительно вот такую же девочку — серенького воробушка, неведомо каким чудом ставшую диковинной райской птицей… А ведь ему и впрямь порой казалось, что она вот-вот взлетит! Вот и улетела. Словно и не было ничего.
И, да. С этим, как и с возможным алкоголизмом матери, он ничего не может сделать, во всяком случае прямо здесь и сейчас. Поэтому самое лучшее решение — это просто взять и посмотреть хороший фильм, как он изначально и собирался.
Свой выбор Михаил остановил на «Трех мушкетерах». Их они с матерью пересматривали бессчетное количество раз, он знал наизусть все песни, до одури хохотал над сценой в доме Бонасье, где Д’Артаньян в блистательном исполнении молодого Боярского бреет налысо одного из обидчиков своей возлюбленной. А на знаменитых строчках «и что мне от любви осталось ныне? Только имя…» — совершенно беззастенчиво и самозабвенно рыдал, и как понял позже — возможно, именно благодаря этому не оскотинился вконец. Казалось бы, какая связь? А очень даже прямая.
А еще лет до двенадцати он мечтал встретить на улице Д’Артаньяна… Ну, не самого Д’Артаньяна, конечно, а всего лишь Михаила Боярского, но потом прочел книгу, которая показалась ему не слишком интересной, а может быть просто повзрослел… В общем, с определенных пор ему уже этого не хотелось, однако никакие другие киноверсии известного романа ему не заходили — только «наши»! Только «родные»!
Эх, вот умели же раньше кино снимать! И до чего искренне! Без грамма фальши и натянутости… Настоящие наши люди…
Эти мысли посещали Михаила всякий раз, как он пересматривал «Мушкетеров», но только сейчас до него дошло, что, вообще-то говоря, герои — французы.
Как так-то! Сколько раз смотрел фильм, считал героев почти родными людьми и вот те, здрасьте! А как же наша литература? Неужели русские писатели только и знают, что сокрушаться о бренности бытия, а так, чтобы человек душой отдохнул — так ничего подходящего и нет?
Выходит, так. Вот и приходится нашим артистам перевоплощаться в кого угодно: французов, англичан, и даже персов с арабами, чтобы подарить зрителю увлекательную волшебную сказку, захватывающее приключение, или таинственный детектив. Однако, до чего же убедительно и правдоподобно! Возьмутся те же французы или, того хуже, американцы экранизировать русскую классику — это же полный ахтунг! Луковичные купола на крыше дома, лапти под пышным платьем великосветской дамы, хорошо хоть не медведи с балалайками на балу в дворянском собрании!
Так все-таки, какова же природа этой удивительной способности перенимать чужие нравы и мастерски воплощать их на сцене и на съемочной площадке? Банальное отсутствие своего «я» или наоборот, этого своего настолько много, что оно способно вобрать в себя всех и вся? Но не потеряться, не раствориться во всем этом «чужом», а стать только богаче и многограннее?
А если так, то отчего же его так воротит от этого дня Святого Валентина?
Не найдя ответа, Михаил с детской безмятежностью уснул в уютном коконе старого клетчатого пледа, из которого в детстве строил шалаш и любил накрываться с головой, чтобы бабушка его искала.
Когда проснулся, то за окном уже стемнело, а из комнаты матери доносился приятный мужской баритон. Пальцы на обеих руках непроизвольно сжались в кулаки, и Михаил решительно поднялся с тахты с твердым намерением спустить гостя с гулкой холодной лестницы. Да, он никогда ничего не имел против ее личной жизни, но не вот так же — притащить в дом какого-то постороннего мужика, даже не познакомив их!
Он распахнул дверь…
Мать в сером с розовой полосочкой спортивном костюме, который обычно надевала дома, если было холодно, сидела в старом бабушкином кресле. Перед ней на круглом журнальном столике стояла чашка ароматного чая, овсяное печенье в глубокой тарелке с фирменной росписью Ленинградского фарфорового завода, и включенный ноутбук. На экране мужчина средних лет что-то говорил про свойства человеческой психики и добавочные желания.
— Тссс, не мешай! — прошептала она, поднеся палец к губам, — я лекцию слушаю.
***
После тренинга по «Системно-векторной психологии» Юрия Бурлана прошел год, или чуть больше.
Людмила Сергеевна недолго перебивалась репетиторством. Ее юношеская мечта стать гидом-экскурсоводом вновь напомнила о себе, и закончив профильные курсы при родном когда-то «кульке», она с воодушевлением показывает людям со всего мира свой родной город. Такой холодно-напыщенный, философски отрешенный, по-юношески восторженный, и даже, порой — по-домашнему тихий и уютный.
Михаил приобрел, пожалуй, самое главное, чего ему не хватало всю жизнь — кто бы мог подумать! Огромной проблемой развязного остряка Мишки, который никогда не стеснялся отпускать шутки ниже пояса, было сказать «нет» тем, кто ему хоть сколько-нибудь симпатичен, а уж тем более тому, кто по-настоящему близок и дорог.
Одним из таких людей был Макс Судаков, с которым они сдружились на первом курсе и вместе запустили довольно прибыльное дело по разработке сайтов. Вернее, запустил-то, собственно, Макс — он занимался документами и финансовыми делами, он искал и находил клиентов, а непосредственную работу выполнял Михаил. Прибыль они делили пополам, и вроде бы, всех все устраивало, но именно что «вроде бы».
Заранее предупредив друга и компаньона, а заодно подыскав и обучив толкового парня на свое место, Михаил устроился поваром в один из бюджетных, но вполне респектабельных ресторанов, а в свободное время подрабатывал ведущим на свадьбах и корпоративах. Что ему больше по душе — пока не определился.
Мать поначалу была в шоке от решения сына, но в конце концов, приняла его и пожелала удачи. Жена несмотря на то, что работа с Максом была гораздо более денежной, активно поддержала его и даже выразила готовность помочь ему со временем открыть собственный ресторан — семейный. Там он сможет в полной мере реализовать оба своих таланта: и кулинарный, и ораторский, а ей, как выяснилось, не занимать деловой хватки. Хотя, кто бы мог подумать! Книги, заумное кино, программирование, и вдруг — бизнес!
Поженились они буквально сразу же, как прошли тренинг. Галя настаивала на скромной росписи в повседневной одежде, без какого-либо намека на торжество, но, в конце концов, поддалась на уговоры жениха и родных надеть свадебное платье и устроить небольшой банкет.
— Слушай! Девушка-программист в джинсах и футболке — этим никого не удивишь, особенно в Питере, — убеждал ее Михаил, — а вот в свадебном платье — это реально круто и необычно. Тебе, кстати, силуэт «русалка» очень подойдет, — и добавил мягко и доверительно: — Ты будешь просто неотразима!
В конце концов, Галя согласилась на скромные посиделки для родных и свидетелей, но на второй день — к черту официоз, даешь лес и шашлыки! Так и сделали.
Помимо основной работы, Галя запатентовала свой собственный метод обучения детей математике и теперь с удовольствием занималась с детишками в развивающем центре. Идея самой когда-нибудь стать матерью уже не казалась ей лишенной смысла.
Здорово ведь, если из маленького человечка, которому ты даешь жизнь, вырастет талантливый хирург, или инженер-конструктор, или актриса, или политик, который предложит человечеству принципиально новый путь развития! Важно только правильно понять его врожденные свойства и развить их должным образом! А это — самое настоящее творчество!
Михаилу же для полного счастья не хватает одного… Нет, не ребенка. Он уже не сомневается, что однажды станет отцом, и если на Галку не давить, то очень скоро она сама заведет речь о пополнении в семействе.
Нет. Ему очень хочется найти ту девочку, которой он когда-то изрядно подпортил и без того безрадостную жизнь, и… попросить у нее прощения…
Автор Екатерина Гудкова, журналист
Корректор Татьяна Орлова
Статья написана с использованием материалов онлайн-тренингов Юрия Бурлана «Системно-векторная психология»
Наткнулась случайно на 3 часть… не выдержала и вернулась к началу.
Прочла все на одном дыхании. Потрясающая история со счастливыми финалом.
Очень надеюсь что Михаил попросит прощения у той девочки… Тем более, что сейчас это можно сделать и чз соцсети
А еще лучше написать такой рассказ-исповедь о своем мерзком поступке. Другие прочтут и возможно задумаются…
Спасибо огромное за увлекательный рассказ